Часто человек застревает в какой-то незавершенной ситуации, где не
получил какой-то важной для себя обратной связи от взрослых - я имею в
виду фактор возраста, а не зрелости, людей.
Застревает крепко и прочно, ибо любая возрастная задача может быть решена только в силу наличия необходимых для этого условий.
Вот, к примеру, кризис трехлетнего возраста. Он может выглядеть как чрезвычайно сложный для родителей, которые не вполне созрели как родители, и находятся в иллюзии относительно того, почему ребенок протестует и чего добивается.
Между тем это первая заявка на признание за собой права на отдельность и уважение к своим желаниям и намерениям.
Выглядит это порой потешно и умилительно (для кого-то выглядит раздражающе и несносно), и, тем не менее, этот опыт ребенку нужно прожить так, чтобы получить принятие родителем своих прав на эту самую отдельность и независимость намерений, а также встретиться с крепкими родительскими границами, которые не ранят, но обозначают правила.
А наличие и соблюдение родителем правил ребенок переживает как безопасность.
…Я нередко встречаюсь с тем, что мои клиенты, не прожившие возраст трехлетки экологично и адекватно, продолжают протестовать против кого-то конкретно или против чего-то конкретно, а порой и против всего мира, бессознательно надеясь получить и присвоить недостающее звено. Так что же это за звено?
….С позволения клиентки расскажу эпизод, который она мне поведала.
В свои почти 30 она продолжает жить с матерью в одной квартире – как кажется, в виду объективных причин. И при этом продолжает отвоевывать у матери право на свое личное пространство.
Можно было бы предположить подростковый протест, но нет….
Подростковый протест напрямую связан с протестом трехлетки, и, если последний не прожит с пользой, то подростковый, скорее, повторит элементы раннего бунта, чем выведет сепарацию на новые уровни и рубежи.
….Мама потребовала убрать дочкины лыжи из прихожей: «Убери, мешают».
Чувствуя закипающее раздражение, дочь спрашивает: «Кому мешают?»
«Это неприлично, когда лыжи стоят в прихожей»
«Что в этом неприличного?»
Мать начинает ссылаться на соседей и каких-то других людей, которые могут каким-то образом оценить неприличное поведение дочери.
Моя клиентка чувствует непреодолимое желание топнуть ногой со словами: «Хочу, значит, мои лыжи будут стоять здесь!»
…Чего же требует в этих обстоятельствах трехлетка? (а это именно она)
…..Как это ни прискорбно – очень малого. Простого отражения. В духе: «Ты хочешь, чтоб твои лыжи стояли здесь…. Тебе это важно… Я тебя услышала (поняла).
Еще трехлетка хочет не бессильной матери, которая ссылается на каких-то там более авторитетных, чем она сама, соседей.
Он хочет ( и имеет право на) уверенной в себе и в своих материнских правах матери, способной ссылаться на свое мнение и свой опыт: «Видишь – коридор очень узкий. Здесь ходят люди, и могут споткнуться. Мы найдем для твоих лыж более подходящее место»
Трехлетка хочет услышать присутствие материнского «Я», потому что его наличие означает, что у него тоже есть свое отдельное «Я».
Например, так: «Я хочу, чтобы ты взял сейчас свои лыжи, мы отнесем их на балкон».
Подчеркиваю – не «ты должен», не «так правильно»….
А «Я хочу».
Никаких обезличиваний, никаких долженствований! Только наличие двух «Я», одно их которых более зрелое, и потому вправе управлять, брать свою родительскую власть, способствует здоровой сепарации.
Все остальные способы обозначить границы – манипулятивны, а значит, способствуют зарождению у ребенка плохости, вины и стыда.
И, наконец, трехлетке требуется уважение к его, казалось бы, несовершенным и наивным требованиям. Не нужно обесценивания, агрессии и нарциссической снисходительности.
«Я тебя слышу, если возможно – будем пробовать, если я считаю, что нет – будем искать другое решение» - такое послание можно считать уважительным.
….Итак, взрослый человек, не проживший в свое время этот опыт, а мы с вами догадываемся, почему этот процесс у многих не завершен, так вот, этот взрослый ждет от мамы признания своих прав (на территорию, действия, решения и т.п.), а также уважения, и ответственности за свое «Я хочу, чтобы ты….», и потому продолжает протестовать.
Очевидно, что фактически мама и теперь не может воспроизвести необходимое и додать, и теперь завершение процесса становится личной ответственностью бывшей трехлетки.
Моей клиентке и многим другим придется лично признать наличие описанной потребности, отдать ответственность матери за ее неспособность быть взрослой в этом эпизоде, а также внутренне восстановить все необходимые диалоги и процессы.
В результате завершения этого кризиса вместо детского способа настаивать на своих границах появляются более зрелые способы, а также слабеет зависимость от значимого Другого, который как раньше казалось, уполномочен подтверждать права.
(с) Вероника Хлебова
Застревает крепко и прочно, ибо любая возрастная задача может быть решена только в силу наличия необходимых для этого условий.
Вот, к примеру, кризис трехлетнего возраста. Он может выглядеть как чрезвычайно сложный для родителей, которые не вполне созрели как родители, и находятся в иллюзии относительно того, почему ребенок протестует и чего добивается.
Между тем это первая заявка на признание за собой права на отдельность и уважение к своим желаниям и намерениям.
Выглядит это порой потешно и умилительно (для кого-то выглядит раздражающе и несносно), и, тем не менее, этот опыт ребенку нужно прожить так, чтобы получить принятие родителем своих прав на эту самую отдельность и независимость намерений, а также встретиться с крепкими родительскими границами, которые не ранят, но обозначают правила.
А наличие и соблюдение родителем правил ребенок переживает как безопасность.
…Я нередко встречаюсь с тем, что мои клиенты, не прожившие возраст трехлетки экологично и адекватно, продолжают протестовать против кого-то конкретно или против чего-то конкретно, а порой и против всего мира, бессознательно надеясь получить и присвоить недостающее звено. Так что же это за звено?
….С позволения клиентки расскажу эпизод, который она мне поведала.
В свои почти 30 она продолжает жить с матерью в одной квартире – как кажется, в виду объективных причин. И при этом продолжает отвоевывать у матери право на свое личное пространство.
Можно было бы предположить подростковый протест, но нет….
Подростковый протест напрямую связан с протестом трехлетки, и, если последний не прожит с пользой, то подростковый, скорее, повторит элементы раннего бунта, чем выведет сепарацию на новые уровни и рубежи.
….Мама потребовала убрать дочкины лыжи из прихожей: «Убери, мешают».
Чувствуя закипающее раздражение, дочь спрашивает: «Кому мешают?»
«Это неприлично, когда лыжи стоят в прихожей»
«Что в этом неприличного?»
Мать начинает ссылаться на соседей и каких-то других людей, которые могут каким-то образом оценить неприличное поведение дочери.
Моя клиентка чувствует непреодолимое желание топнуть ногой со словами: «Хочу, значит, мои лыжи будут стоять здесь!»
…Чего же требует в этих обстоятельствах трехлетка? (а это именно она)
…..Как это ни прискорбно – очень малого. Простого отражения. В духе: «Ты хочешь, чтоб твои лыжи стояли здесь…. Тебе это важно… Я тебя услышала (поняла).
Еще трехлетка хочет не бессильной матери, которая ссылается на каких-то там более авторитетных, чем она сама, соседей.
Он хочет ( и имеет право на) уверенной в себе и в своих материнских правах матери, способной ссылаться на свое мнение и свой опыт: «Видишь – коридор очень узкий. Здесь ходят люди, и могут споткнуться. Мы найдем для твоих лыж более подходящее место»
Трехлетка хочет услышать присутствие материнского «Я», потому что его наличие означает, что у него тоже есть свое отдельное «Я».
Например, так: «Я хочу, чтобы ты взял сейчас свои лыжи, мы отнесем их на балкон».
Подчеркиваю – не «ты должен», не «так правильно»….
А «Я хочу».
Никаких обезличиваний, никаких долженствований! Только наличие двух «Я», одно их которых более зрелое, и потому вправе управлять, брать свою родительскую власть, способствует здоровой сепарации.
Все остальные способы обозначить границы – манипулятивны, а значит, способствуют зарождению у ребенка плохости, вины и стыда.
И, наконец, трехлетке требуется уважение к его, казалось бы, несовершенным и наивным требованиям. Не нужно обесценивания, агрессии и нарциссической снисходительности.
«Я тебя слышу, если возможно – будем пробовать, если я считаю, что нет – будем искать другое решение» - такое послание можно считать уважительным.
….Итак, взрослый человек, не проживший в свое время этот опыт, а мы с вами догадываемся, почему этот процесс у многих не завершен, так вот, этот взрослый ждет от мамы признания своих прав (на территорию, действия, решения и т.п.), а также уважения, и ответственности за свое «Я хочу, чтобы ты….», и потому продолжает протестовать.
Очевидно, что фактически мама и теперь не может воспроизвести необходимое и додать, и теперь завершение процесса становится личной ответственностью бывшей трехлетки.
Моей клиентке и многим другим придется лично признать наличие описанной потребности, отдать ответственность матери за ее неспособность быть взрослой в этом эпизоде, а также внутренне восстановить все необходимые диалоги и процессы.
В результате завершения этого кризиса вместо детского способа настаивать на своих границах появляются более зрелые способы, а также слабеет зависимость от значимого Другого, который как раньше казалось, уполномочен подтверждать права.
(с) Вероника Хлебова
